|
Владимир Высоцкий
О
поэтах и кликушах
Поэтам и прочим, но больше - поэтам
Кто кончил жизнь трагически
- тот истинный поэт,
А если в
точный срок - так в полной мере.
На цифре
26 один шагнул под пистолет,
Другой же - в петлю слазил в "Англетере".
А в
тридцать три Христу... (Он был поэт, он говорил:
"Да
не убий!" Убьешь - везде найду, мол.)
Но - гвозди
ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не
писал и ни о чем не думал.
С меня при
цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и
сейчас как холодом подуло:
Под эту
цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И
Маяковский лег виском на дуло.
Задержимся
на цифре 37. Коварен бог -
Ребром
вопрос поставил: или - или.
На этом
рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние
как-то проскочили.
Дуэль не
состоялась или перенесена,
А в
тридцать три распяли, но не сильно.
А в
тридцать семь - не кровь, да что там кровь - и седина
Испачкала
виски не так обильно.
Слабо
стреляться? В пятки, мол, давно ушла душа?
Терпенье,
психопаты и кликуши!
Поэты
ходят пятками по лезвию ножа
И режут в
кровь свои босые души.
На слово
"длинношеее" в конце пришлось три "е".
Укоротить
поэта! - вывод ясен.
И нож в
него - но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный
за то, что был опасен.
Жалею вас,
приверженцы фатальных дат и цифр!
Томитесь,
как наложницы в гареме:
Срок жизни
увеличился, и, может быть, концы
Поэтов
отодвинулись на время!
1971
* * *
Мне судьба
- до последней черты, до креста
Спорить до
хрипоты (а за ней - немота),
Убеждать и
доказывать с пеной у рта,
Что - не
то это все, не тот и не та!
Что -
лабазники врут про ошибки Христа,
Что - пока
еще в грунт не влежалась плита,-
Триста лет
под татарами - жизнь еще та:
Маета
трехсотлетняя и нищета.
Но под
властью татар жил Иван Калита,
И уж был
не один, кто один против ста.
<Пот>
намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять - нищета...
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,-
Повторю
даже в образе злого шута,-
Но не
стоит предмет, да и тема не та,-
Суета всех
сует - все равно суета.
Только
чашу испить - не успеть на бегу,
Даже если
разлить - все равно не смогу;
Или
выплеснуть в наглую рожу врагу -
Не
ломаюсь, не лгу - все равно не могу;
На
вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье
держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с
чашею делать?! Разбить - не могу!
Потерплю -
и достойного подстерегу:
Передам -
и не надо держаться в кругу
И в
кромешную тьму, и в неясную згу,-
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он
ее выпить - узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу -
Никому не
скажу, при себе сберегу,-
А сказать
- и затопчут меня на лугу.
Я до
рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может,
кто-то когда-то поставит свечу
Мне за
голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый
манер, на котором шучу...
Даже если
сулят золотую парчу
Или порчу
грозят напустить - не хочу,-
На
ослабленном нерве я не зазвучу -
Я уж свой
подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я
загуляю, запью, заторчу,
Все, что
за ночь кропаю,- в чаду растопчу,
Лучше
голову песне своей откручу,-
Но не буду
скользить словно пыль по лучу!
...Если
все-таки чашу испить мне судьба,
Если
музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг
докажу, даже с пеной у рта,-
Я уйду и
скажу, что не все суета!
1977
|
